Лети как ветер, падай как дождь, поднимайся как трава || Спаси и сохрани
К кабинетке я писала аля греческие легенды... Они, конечно, не ахти весть что, но выложу, хуже не будет
Сразу скажу - тексты БОЛЬШИЕ
Аид и АйоВрановолосая и синеокая дева
спустилась однажды в зловещее царство Аида,
где тот проводил дни холодной зимы, наслаждаясь
присутствием девы любимой – своей Персефоны.
Харон не заметил, какими прошла та путями –
в глубокую тьму облачённая грозно богиня,
не выдали деву тишайшие запахи, звуки,
и Цербер остался беспечен у врат царства мёртвых.
Явившись влюблённым, им дева с улыбкой сказала:
«Пришла я забрать то, что мне предназначено свыше –
все души людские, давно что вернуться к истокам
обязаны были, но ныне томятся в ловушке –
во власти твоей, о Аид, в бесполезном посмертьи».
Аид так ответствовал деве: «Визит твой богиня
весьма удивителен. Кто из богов Олимпийских
тебя лицезрел за прошедшую россыпь столетий?
Тебя уважаю, тобой восхищаюсь, но всё же
желанье твоё я считаю лишь женским капризом.
С каких это пор чьи-то души в твоём подчиненьи?»
Богиня нахмурилась, тени за ней всколыхнулись,
в фигуры, подобны что хищным зверям, воплощаясь,
в охотников ночи – могучую стражу богини.
Слова девы Айо сурово и резко звучали:
«До мира рожденья, была я владычицей гордой,
я, хаос пылающий узкой черпая ладонью,
матери Гее дала животворную душу,
когда брат закончил творить её облик из камня.
Души всегда есть и будут в моём лишь владеньи».
«Великодушная Айо, пойми меня верно –
отдать не могу я, что мне предначертано небом,
и царство моё не подвластно тебе. Сожалею.
Прошу нас с женою покинуть – сейчас и навеки».
Богини слова обернулись мучительным ядом,
что, в сердце проникнув, нашёл воплощение в страхе:
«Сейчас я оставлю тебя, о Аид, с Персефоной,
но знай, ты ещё пожалеешь о слове поспешном.
Ты мнишь себя богом, что выше всех прочих творений,
неуязвимым и вечным, и с властью над миром,
но душу тебе в грудь вложила своими руками,
но дар я такой подношу не при каждом рожденьи,
и счастья не ведать тебе с Персефоной в потомках.
Не смеет никто наносить мне, владычице жизни,
обиды глубокой, в ответ не познав воздаянья.
Теперь же – прощайте!» И гости в тенях растворились,
в смятенье и ужасе бросив влюблённую пару.
И вот час настал появиться пред миром ребёнку –
долгожданному плоду любви Персефоны с Аидом.
Потряс слитный крик подземелья и горние выси
в тот миг, когда боги узрели любимого сына.
Пустыми глаза его были, а плоть была глиной –
безжизненной, серой, камням придорожным подобной.
В безбрежном отчаяньи, в горе великом,
Аид Айо проклял, вложив в то проклятье все силы.
Затем он ребёнка отнёс к краю гибельной бездны
и в Тартар сбросил пустое холодное тельце.
Надолго Эллада запомнила горькие годы,
когда бушевали ужасные бури, а зимы
тянулись так долго, что лета почти не бывало,
и времени много прошло, пока горе утихло,
но редко кто видел в глазах Персефоны веселье.
Антей и проклятьеК свету вернулся Антей, Аполлону подобен,
страшную тайну скрывая от всех в своём сердце –
тайну тех мук, что он принял в обители высшей –
в храме, что скрыт от чужих за зловещим туманом
домыслов, слухов, что шепчут друг другу на ухо,
в голос не смея сказать из разумной опаски
привлечь к себе взор вековечной, как звёзды, богини.
Айо, Гекаты ближайшая кровь, полуночная дева,
богиня рожениц, надежда больных безнадёжно,
владычицы тьмы и хозяйка глубоких кошмаров,
щедрый избраннику дар поднесла напоследок –
жизни напиток и злато искусных браслетов.
Как младшего брата богов привечали Антея
хранители храма и люди ближайших селений,
и полнились счастьем дни жизни избранника Айо.
Но вскоре Антей изменился – он стал беспокоен,
не было ночи, чтоб он не проснулся во мраке
в холодном поту, с бледной кожей и криком ужасным –
в царстве Морфея его посещали кошмары.
Они изменялись, как тени от пламени свечки,
но гневный призыв повторялся от сна к сновиденью:
«Верни, что украл, подлый вор! А иначе пощады
не жди, проходимец! Вину искупишь своей жизнью!»
И вот темноглазый Антей к храму ночью тревожной
прокрался и что-то оставил, блеснувшее тускло
золотом в свете луны, проглянувшей сквозь тучи,
и, в сердце надежду храня, возвратился в покои.
Но дело его не смягчило могучие силы.
День ото дня погружался всё глубже в пучину
страшных кошмаров Антей, и не ведал покоя
теперь даже в свете прекрасного солнца Эллады.
Третьего месяца после его возвращенья,
герой не проснулся. Лицо его маской гротескной
дремучего ужаса в смерти застыло навеки.
Бессмертный ПериклПерикл, герой, победитель отвратной химеры –
отродья Ехидны, прознав про цветок златоцветный,
дарующий молодость и бесконечные годы,
его пожелав, в путь отправился долгий и трудный.
В дороге умением воина, хитростью лисьей
ловушки судьбы обошёл и достиг своей цели.
Горчащий отвар из цветка пригубил и бессмертье
даровано было могучему сыну Алкида.
Перикл смеялся и пел, танцевал под луною,
весёлый и юный, когда вышла дева навстречу –
прекрасная гестия, что зрит богов откровенья.
Сказала та дева: «Достиг ты всего, чего смертный
способен достигнуть без помощи сил Олимпийских,
но боги ревнивы, они отомстить пожелают.
Но жизни теченье в тебе не прервётся покуда
себя не погубишь ты сам окровавленной сталью».
Герой рассмеялся: «Не будет такого – от жизни
чтоб я отказался, в Аид добровольно спустившись.
Ты лучше вина пригуби, тонкостанная дева,
забудь о печалях, навеянных взором глубоким».
Но дева ушла, передав своё тёмное слово.
Перикл вернулся домой златовласым героем,
могучим как бык, гибким словно лоза винограда,
Гераклу подобным сияньем божественной сути.
Из многих сражений он вышел с блестящей победой,
ведь раны его исцелялись в мгновенье бесследно.
И всё, что тревожило мужа – лишь сон мимолётный.
В том сне он встречал деву в пламени жгучем Аида,
на троне изящном из льда восседавшую гордо,
и тьма ей служила единственной скромной одеждой,
а лик её был ужасающим ликом скелета.
Звучание голоса Смерти сковало все члены,
она говорила: «Перикл, тщеславно решивший
роль бога сыграть, обманувшись запретным желаньем.
Отдай добровольно, что взял ты себе неразумно,
и будешь прощён – я дам место тебе среди Стражей».
Перикл же, силы собрав, возразил деве-Смерти:
«Раз дара бессмертья добился, я ныне по праву
им обладаю. Тебя мне не стоит страшиться».
Тут Смерть рассмеялась, и пламя взметнулось до неба,
Перикла сжигая, но льдом проникал голос в сердце:
«До встречи, герой! Я приду за душой твоей лично!»
Со времени сна стал герой на себя не похожим,
он тени боялся и злился на каждое слово,
во мраке тонул его разум, всё глубже и глубже
день ото дня, свет померк для бессмертного мужа.
Но разум вернулся, когда кровь клинок обагрила –
та кровь, что текла в жилах матери старенькой, брата.
Герой в тот же час, зло терзаемый горем сознанья
тяжёлой вины, проклиная себя и богиню,
клинком, с тёплой кровью на нём, пронизал себе сердце,
свершая пророчество гестии словоязвящей.
Тень женщины стройной мелькнула и тут же исчезла.
Как-то так... ангст.
Сразу скажу - тексты БОЛЬШИЕ
Аид и АйоВрановолосая и синеокая дева
спустилась однажды в зловещее царство Аида,
где тот проводил дни холодной зимы, наслаждаясь
присутствием девы любимой – своей Персефоны.
Харон не заметил, какими прошла та путями –
в глубокую тьму облачённая грозно богиня,
не выдали деву тишайшие запахи, звуки,
и Цербер остался беспечен у врат царства мёртвых.
Явившись влюблённым, им дева с улыбкой сказала:
«Пришла я забрать то, что мне предназначено свыше –
все души людские, давно что вернуться к истокам
обязаны были, но ныне томятся в ловушке –
во власти твоей, о Аид, в бесполезном посмертьи».
Аид так ответствовал деве: «Визит твой богиня
весьма удивителен. Кто из богов Олимпийских
тебя лицезрел за прошедшую россыпь столетий?
Тебя уважаю, тобой восхищаюсь, но всё же
желанье твоё я считаю лишь женским капризом.
С каких это пор чьи-то души в твоём подчиненьи?»
Богиня нахмурилась, тени за ней всколыхнулись,
в фигуры, подобны что хищным зверям, воплощаясь,
в охотников ночи – могучую стражу богини.
Слова девы Айо сурово и резко звучали:
«До мира рожденья, была я владычицей гордой,
я, хаос пылающий узкой черпая ладонью,
матери Гее дала животворную душу,
когда брат закончил творить её облик из камня.
Души всегда есть и будут в моём лишь владеньи».
«Великодушная Айо, пойми меня верно –
отдать не могу я, что мне предначертано небом,
и царство моё не подвластно тебе. Сожалею.
Прошу нас с женою покинуть – сейчас и навеки».
Богини слова обернулись мучительным ядом,
что, в сердце проникнув, нашёл воплощение в страхе:
«Сейчас я оставлю тебя, о Аид, с Персефоной,
но знай, ты ещё пожалеешь о слове поспешном.
Ты мнишь себя богом, что выше всех прочих творений,
неуязвимым и вечным, и с властью над миром,
но душу тебе в грудь вложила своими руками,
но дар я такой подношу не при каждом рожденьи,
и счастья не ведать тебе с Персефоной в потомках.
Не смеет никто наносить мне, владычице жизни,
обиды глубокой, в ответ не познав воздаянья.
Теперь же – прощайте!» И гости в тенях растворились,
в смятенье и ужасе бросив влюблённую пару.
И вот час настал появиться пред миром ребёнку –
долгожданному плоду любви Персефоны с Аидом.
Потряс слитный крик подземелья и горние выси
в тот миг, когда боги узрели любимого сына.
Пустыми глаза его были, а плоть была глиной –
безжизненной, серой, камням придорожным подобной.
В безбрежном отчаяньи, в горе великом,
Аид Айо проклял, вложив в то проклятье все силы.
Затем он ребёнка отнёс к краю гибельной бездны
и в Тартар сбросил пустое холодное тельце.
Надолго Эллада запомнила горькие годы,
когда бушевали ужасные бури, а зимы
тянулись так долго, что лета почти не бывало,
и времени много прошло, пока горе утихло,
но редко кто видел в глазах Персефоны веселье.
Антей и проклятьеК свету вернулся Антей, Аполлону подобен,
страшную тайну скрывая от всех в своём сердце –
тайну тех мук, что он принял в обители высшей –
в храме, что скрыт от чужих за зловещим туманом
домыслов, слухов, что шепчут друг другу на ухо,
в голос не смея сказать из разумной опаски
привлечь к себе взор вековечной, как звёзды, богини.
Айо, Гекаты ближайшая кровь, полуночная дева,
богиня рожениц, надежда больных безнадёжно,
владычицы тьмы и хозяйка глубоких кошмаров,
щедрый избраннику дар поднесла напоследок –
жизни напиток и злато искусных браслетов.
Как младшего брата богов привечали Антея
хранители храма и люди ближайших селений,
и полнились счастьем дни жизни избранника Айо.
Но вскоре Антей изменился – он стал беспокоен,
не было ночи, чтоб он не проснулся во мраке
в холодном поту, с бледной кожей и криком ужасным –
в царстве Морфея его посещали кошмары.
Они изменялись, как тени от пламени свечки,
но гневный призыв повторялся от сна к сновиденью:
«Верни, что украл, подлый вор! А иначе пощады
не жди, проходимец! Вину искупишь своей жизнью!»
И вот темноглазый Антей к храму ночью тревожной
прокрался и что-то оставил, блеснувшее тускло
золотом в свете луны, проглянувшей сквозь тучи,
и, в сердце надежду храня, возвратился в покои.
Но дело его не смягчило могучие силы.
День ото дня погружался всё глубже в пучину
страшных кошмаров Антей, и не ведал покоя
теперь даже в свете прекрасного солнца Эллады.
Третьего месяца после его возвращенья,
герой не проснулся. Лицо его маской гротескной
дремучего ужаса в смерти застыло навеки.
Бессмертный ПериклПерикл, герой, победитель отвратной химеры –
отродья Ехидны, прознав про цветок златоцветный,
дарующий молодость и бесконечные годы,
его пожелав, в путь отправился долгий и трудный.
В дороге умением воина, хитростью лисьей
ловушки судьбы обошёл и достиг своей цели.
Горчащий отвар из цветка пригубил и бессмертье
даровано было могучему сыну Алкида.
Перикл смеялся и пел, танцевал под луною,
весёлый и юный, когда вышла дева навстречу –
прекрасная гестия, что зрит богов откровенья.
Сказала та дева: «Достиг ты всего, чего смертный
способен достигнуть без помощи сил Олимпийских,
но боги ревнивы, они отомстить пожелают.
Но жизни теченье в тебе не прервётся покуда
себя не погубишь ты сам окровавленной сталью».
Герой рассмеялся: «Не будет такого – от жизни
чтоб я отказался, в Аид добровольно спустившись.
Ты лучше вина пригуби, тонкостанная дева,
забудь о печалях, навеянных взором глубоким».
Но дева ушла, передав своё тёмное слово.
Перикл вернулся домой златовласым героем,
могучим как бык, гибким словно лоза винограда,
Гераклу подобным сияньем божественной сути.
Из многих сражений он вышел с блестящей победой,
ведь раны его исцелялись в мгновенье бесследно.
И всё, что тревожило мужа – лишь сон мимолётный.
В том сне он встречал деву в пламени жгучем Аида,
на троне изящном из льда восседавшую гордо,
и тьма ей служила единственной скромной одеждой,
а лик её был ужасающим ликом скелета.
Звучание голоса Смерти сковало все члены,
она говорила: «Перикл, тщеславно решивший
роль бога сыграть, обманувшись запретным желаньем.
Отдай добровольно, что взял ты себе неразумно,
и будешь прощён – я дам место тебе среди Стражей».
Перикл же, силы собрав, возразил деве-Смерти:
«Раз дара бессмертья добился, я ныне по праву
им обладаю. Тебя мне не стоит страшиться».
Тут Смерть рассмеялась, и пламя взметнулось до неба,
Перикла сжигая, но льдом проникал голос в сердце:
«До встречи, герой! Я приду за душой твоей лично!»
Со времени сна стал герой на себя не похожим,
он тени боялся и злился на каждое слово,
во мраке тонул его разум, всё глубже и глубже
день ото дня, свет померк для бессмертного мужа.
Но разум вернулся, когда кровь клинок обагрила –
та кровь, что текла в жилах матери старенькой, брата.
Герой в тот же час, зло терзаемый горем сознанья
тяжёлой вины, проклиная себя и богиню,
клинком, с тёплой кровью на нём, пронизал себе сердце,
свершая пророчество гестии словоязвящей.
Тень женщины стройной мелькнула и тут же исчезла.
Как-то так... ангст.
@темы: РИ, словоблудие, закрытие гештальтов